Тайна аптекаря и его кота - Страница 92

Само собой, помнил я, что лестница скрипучая, ну так я знаю, как с этим обходиться. Ступать нужно не посредине ступеньки, а по самому её краешку, сперва пятку ставя, а после уже носок. Тогда не скрипнет.

А на втором этаже осталось лишь понять, где нужная комната. Их там пять, между прочим, и все отходят от коридорчика, у которого левой стены нет, а только ограждение резное, то есть вроде балкончика такого получается. В правой же стене — двери.

Нашёл я, конечно, дверь нужную, по дыханию чуть слышному определил. Самая дальняя оказалась. Теперь надлежало понять, как же подглядеть, не попавшись. Не просверлишь ведь дырочку-подглядку, нет на это времени. Но я всё-таки сообразил, хотя и рискованный способ избрал. Тихонько в соседнюю с той комнату забрался, тихонько окно отворил, благо все петли оказались хорошо смазанными. Опять же, повезло мне, что мороз на стёклах узоры свои оставил, цветы да листья всяческие, и потому изнутри комнаты не увидишь ничего. А вот если снаружи продышать дырочку… Не стал я торопиться, проверил. Хорошо, рамы не двойные, а то бы всё без толку оказалось. И хорошо, мороз не так уж давно установился, а то бы и изнутри намёрзло.

В общем, разделся я до рубашки, чтоб движениям ничего не мешало, на руки перчатки с когтями железными надел (пригодись таки, не зря с собой таскал) и, цепляясь этими когтями за брёвна снаружи, подлез под нужное окно. Там ещё удачный выступ оказался, балка от перекрытий пола чуток выступала, пальца на три. С улицы глянешь — незаметно, а тут, на высоте, очень даже полезно.

Осторожно поднял я голову и начал дырочку продышивать. Дуну — спрячусь, дуну — спрячусь. В конце концов продышал смотровой глазок. Одно плохо, сквозь стекло звуков почти не слышно, но в крайнем случае по губам прочту, даром что ли учили меня братья Гиалху и Тосинархай?

Так вот, заглянул я в комнату. Небольшая была комнатка, подобно той, соседней, через которую я наружу вылез. Стояла там кровать высокая, как раз напротив окна, а на кровати лежал одетый в одну рубашонку Илагай. Рядом сидел на корточках господин Алаглани. Малыш, кажется, спал, а господин раскинул руки, словно держал его голову, хотя, приглядевшись, я понял, что головы он всё-таки не касается. Возле господина обосновался кот, лежал, вытянувшись в струнку (раньше за ним такого не замечалось). И всё! Ничего господин не говорил — во всяком случае, губы его оставались неподвижными. Спина как-то заострилась, а ладони, показалось мне, слегка шевелились. Словно вытягивал он что-то из воздуха возле головы дитёнка.

И это долго было. Во всяком случае, я вусмерть закоченел, и держаться мне было ох как трудно! А там, в комнате, ничего не происходило. Вернее, происходило что-то, чего я постичь не мог. Ясен пень, то не было обычным целительством. Господин не поил Илагая снадобьями, не ставил пиявок, не колол иголочками, как это у восточных лекарей принято. Даже не делал никаких пассов, не водил над головой магнитом, и изумрудом своим — как я давно уже сообразил, чародейским — не пользовался. Просто сидел, раскинув руки над головой малыша, и только спина его порой слегка дёргалась.

Наконец, он с видимым трудом встал, плюхнулся в кресло, стоящее возле окна — я испугался было, что заметит он подглядку мою, но не заметил. Выпрямился, тяжело вздохнул — звука я не слышал, но по движению понял. Посидел так, словно с силами собираясь, затем открыл дверь, взял дитёнка на руки и вышел. Кот встрепенулся, подскочил на четыре свои лапы и за ним потрусил.

А я осторожненько вернулся тем же путём в комнату, затворил окно, оделся, дрожа от холода. Чтобы согреться по-быстрому, от пола дюжину раз отжался скоренько, а потом приоткрыл дверь. Никого в коридорчике не было — небось, спустился уже господин. Тогда я уже уверенно вышел и стал пол драить. Драил и сображал: что это было? Чародейство? Или просто сидел он возле спящего ребятёнка и думал невесёлые какие-то думы?

Впрочем, особо долго размышлять было некогда. Уже солнце к лесу клонилось, свет изменился, потеплел, а значит, пора ужином заниматься. Тем более, что помощница моя по стряпучему делу госпожа Хаидайи-мау, небось, всё ещё почивает, в дороге утомившись.

Так оно и вышло. В зале я, спустившись с полным грязной воды тазом, обнаружи только господина Алаглани. Тот сидел в кресле и гладил расположившегося у него на коленях кота.

Поднял на меня взгляд господин и удивленно спросил:

— Гилар, ты где был-то?

— Да полы мыл наверху, господин мой! — сообщил я деловито. — Правда, не всё успел, до дальней комнаты не добрался. Завтра там помою, а сейчас пора ужином заниматься.

— Разве я тебе велел мыть наверху полы? — спросил он глухо.

— А что, у меня своей головы нет? — Сами знаете, братья, лучшая защита — это нападение. — Я что, слепой, не вижу, что тут чуть ли не год никого не было, в доме? Паутиной всё заросло, пыли накопилось столько, что просто стыдно. А ну как госпожа Хаидайи наверх подымется, а после ругаться начнёт, что неприбрано? Может, на меня ругаться, а может, и на вас. Ведь это, как мнится мне, не какой-то чужой дом, а именно что ваш?

— Ладно, — махнул он рукой. — Готовь ужин.

Ну и сготовил я пищу простую, да полезную. Сварганил смешанку из разных овощей, заправив солониной вареной и соусом из густого сока майдахарских яблок. Которые, как вы знаете, и не яблоки вовсе, а просто так называются. Сделал взвар из сушеных ягод луники пополам с ягодами длинношипа. Ну и окорок снова порезал, благо его оказалось в избытке.

За ужином что интересно было, так это как переменился малыш Илагай. От его сонности и вялости и следа не осталось! Щёки румянились, глаза блестели, а уж как он смешанку мою наворачивал! И болтал без умолку, причём в основном ко мне обращаясь.